Интервью с Алексом Капраносом (Афиша 26 января 2009 г)

— Вам, оказывается, уже 36 исполнилось — не самый распространенный возраст для фронтмена модной рок-группы. Это влияет как-то?


— Вообще не влияет. Куда приятнее играть в отличной группе в моем возрасте, чем быть 17-летним и рубить говнопанк. Чем я, собственно, и занимался, когда мне было 17.

— Расскажите про новый альбом. Чем он от предыдущих отличается?

— Это очень бодрая запись, для танцполов — бас все время тебя как бы по бедрам шлепает. Много всяких дабовых фокусов. В общем, это пластинка, под которую надо двигать телом.

— Альбом, получается, про танцы. Это связано с последними веяниями — ню-рейв и так далее?

— М-м-м… Да не вижу я никаких веяний, если совсем честно. Klaxons — неплохая группа, к которой приклеили запоминающийся ярлык, мало отношения к музыке имеющий. Ну не звучит это как рейв. Я ж взрослый человек — я помню, что было. Так вот, Klaxons на рейв не-по-хо-жи.

— Вы там какие-то странные штуки использовали: советские синтезаторы, чуть ли не человеческие кости.

— Да что кости — ну висел скелет рядом со студией, мы постучали по нему. А вот синтезаторы! «Поливокс»! Я их обожаю! Знаете, советские синтезаторы отличаются от америк
72;нских, как моск;овские высотки — от Эмпай;р-стейт-билдинг. Есть в них что-то брутальное.

— Вы ведь любите советское искусство? Вы и обложки альбомов стилизовали под конструктивистов.

— Ну да, Родченко, Лисицкий. «Баухауз» еще. Но, собственно, этот дизайн был музыкой обусловлен. Конструктивизм геометричен, и наши песни, по мне, звучали очень геометрично. А на новом альбоме все иначе — потому и обложка другая: как будто кадр из немого кино, снятый полицейским фотографом. Ночь, улица, фонарь — сразу какую-то историю себе представляешь.

— Вас три года не было видно — немалый срок по нынешним временам. Вы следили за тем, что в это время с музыкой происходило, с индустрией?

— Так было бы за чем следить. Инди-музыка стала немного скучной, по-моему: выработали формулу, которая дает гарантию, что тебя по радио будут крутить, и давай купоны стричь. А с индустрией давно все понятно было — еще в 1999 году, когда формат mp3 появился; ну да, это конец.

— А вот всякие новые ходы, типа как сделали Radiohead, вам не…

— Мужик, ну это ж было мерзейшее нае…лово!

— Не понял.

— Ну разводка настоящая! Пошлый способ обратить внимание на выход альбома. Нет, Radiohead — отличная группа, но вся эта затея, мне кажется, была придумана каким-то агентом по маркетингу, который к ним втерся в доверие. Такая специально упакованная для журналистов история: «Добрый день. Мы совершили музыкальную революцию!»

— Мне показалось, в этом было доверие к слушателю: платишь, сколько считаешь нужным.

— А мне вот кажется, что самое н;ездоровое в нынешней ситуации как раз то, что работа музыканта обесценилась. Типа с какой стати мы будем ему платить, да пошел он на х…! Приходится какие-то сказки придумывать. Вся та свобода, которую мы сейчас наблюдаем, — она, по-моему, является l7;роявл
077;нием крайне k2;лчного, абсолюm0;но материалистического ­отношения к музыке.

— Ну все-таки кто-то ее покупает. Вот пластинки виниловые снова в моду вошли. У вас поэтому на сайте, чтобы что-нибудь послушать, надо как бы в ящике с винилом копаться?

— Да по барабану мне мода. Я с детства пластинки покупаю и не вижу никаких причин прекращать. Винил — он же реально лучше звучит. Слушать винил — это как пойти в кинотеатр. Слушать компакт — это как смотреть фильм на цифровом телевизоре. А mp3 — ну, это как смотреть кино на YouTube.

"Афиша" 26 января 2009 г. Текст: Александр Горбачев